Доктор Комаровский: Я бы сделал три государственных языка: украинский, русский, английский
Почему украинцы так мало живут, кто является подлинным врагом Украины, что необходимо для реформирования Министерства здравоохранения и сколько должен зарабатывать семейный врач, как много на украинском рынке лекарств «фуфломицина» и почему сейчас нельзя проводить реформу скорой помощи. Об этом, а также о собственной клинической смерти рассказал в авторской программе главного редактора интернет-издания «ГОРДОН» Алеси Бацман на телеканале «112 Украина» известный украинский педиатр Евгений Комаровский. «ГОРДОН» эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.
– Добрый вечер, Евгений Олегович.
– Здравствуйте, Алеся.
– Очень рада вас видеть. Все думают, что мы сейчас с вами будем обсуждать медреформу, прививки, болезни, эпидемии, – и мы, конечно, будем обсуждать…
– …про сопли и какашки поговорить с детским доктором – это же святое (улыбается)…
– Обязательно. Но сначала давайте поговорим немножко о другом. Процитирую ваши слова в интервью изданию «ГОРДОН»: «Власть заинтересована в том, чтобы нас стало меньше, потому что каждая выжившая бабушка приближает крах Пенсионного фонда». Я эту фразу даже цитировала министру соцполитики Андрею Реве.
– Мне интересно, что он ответил. Что я не прав? «Мы хотим, чтобы бабушек становилось все больше и больше»? (Смеется).
– Во время его ответа я вспомнила советский анекдот: еврей стоит на Красной площади и раздает листовки, люди в форме подходят, берут листовки…
– А там ничего нет!
– Ему говорят: «Так здесь же ничего не написано!» – а он отвечает: «А что писать?»
– Вот-вот (смеются).
– Ответ Ревы был примерно такой же. Вопрос к вам: почему украинцы так мало живут, почему продолжительность жизни такая низкая?
– Во-первых, потому, что украинцы не понимают, что долго жить – это технология, а не только генетика. Есть нации, которые живут долго. Например, я только вернулся из Баку: реально азербайджанцы при одинаковых условиях живут дольше украинцев. Но когда вы слышите, что жители Франции или Японии имеют среднюю продолжительность жизни 86 лет, это не потому, что все французы занимаются спортом, не пьют, не курят. Это технологии: своевременное обследование, профилактическая медицина, своевременный доступ человека к тому, что надо сделать с каждым из нас в 60, 70, 80 [лет] и так далее.
– Почему украинские мужчины живут меньше украинских женщин?
– По дурости. Прежде всего потому, что они никогда не занимаются своим здоровьем. Они ходят, падают и умирают. Если повезет! Иногда они не умирают, а превращаются в овощей после инсульта и лежат годами рядом с женой, которая из последних сил пытается прокормить этого овоща. Мы, врачи, кричим об этом на каждом углу: «Ребята, вы когда выходите на майданы, то говорить надо вот о чем!» Я вчера слушал одного майдановского лидера, который зачитывал 10 требований Майдана, – в них не было ни слова о детях, стариках, инвалидах, пенсионерах. Почему мы всегда это упускаем?
– Самое главное…
– Это смысл существования страны! Именно это! А как только наши политики начинают говорить об этом – у них ноль электората, ноль поддержки. Поэтому они всех нас делят на большие электоральные куски и занимаются тем, что нас может поделить, чтобы кого-то вовлечь. А говорить о здоровье, семье, детях – значит, объединить. Кому же надо нас объединять?! Если нас объединить, мы же с такими политиками жить не будем. Поэтому нас нужно – что сделать? – поделить!
– В этом году Украина возглавила рейтинг самых коррумпированных стран…
– Как странно! (Смеется). Все так удивлены!
– Почему? (Улыбается).
– Как почему? Потому что в жизни молодой страны произошли три события, которые принципиально все изменили. Первое событие – это Оранжевая революция, которая убила веру украинцев в честное слово. Лидеры Оранжевой революции не сделали ничего из того, что обещали, имея возможность. Второе событие, на мой взгляд, – это «Больница будущего». Политики показали, что в стране можно украсть даже у детей, что нет ничего святого. А Революция достоинства показала, что даже если вы выйдете на протест против воров, против всех мерзавцев, которые с вами это творят, то мы вам раз и навсегда покажем: от любого протеста вам станет хуже. Понимаете? И это они демонстрируют нам каждый день, чтобы мы уже сидели, сдыхали и не высовывались. Это главное. И каждое из этих событий должно войти в учебники по истории. Я хочу, чтобы мы сделали программу о «Больнице будущего». Потому что без понимания, что такое «Больница будущего», у нас никогда не будет ни одной нормальной больницы настоящего.
– По данным ООН, сегодня в Украине 60% граждан находятся за чертой бедности. Это значит, что люди не могут покупать себе нормальную еду, нормальную одежду, нормальные лекарства – у них не хватает денег. Что с этим делать?
– На самом деле вы должны понимать, что когда вы говорите о 60%, которые не могут покупать нормальные лекарства, подлинная трагедия состоит в том, что, даже когда у вас куча денег, вы все равно с высокой степенью вероятности не можете покупать нормальные лекарства!
– Я об этом тоже хочу поговорить.
– И главное – люди, которые еще в состоянии трепыхаться, массово выезжают. У меня лента Facebook пять лет назад была наша, украинская, сейчас там каждый третий живет в Польше, Израиле, Америке, Германии… и это не последние люди, это хорошие люди, которые мечтали жить в Украине, которые не хотели отсюда уезжать. Но теперь они уезжают. И когда мы обсуждаем эти 60% – это те, кто еще остались, и они уже никуда не денутся…
– …с подводной лодки.
– Мне хочется знать, сколько каждый месяц уехало и сколько приехало. Вот это и будет оценка власти.
– Как вам свежая президентская социология? Я сейчас буду зачитывать в порядке убывания: Порошенко, Тимошенко, Вакарчук, Бойко, Гриценко, Рабинович, Ляшко. Вы бы за кого-то из этого списка проголосовали?
– Если выбирать из этого? По наличию харизмы, умению общаться и нравиться людям, конечно, на первом месте Юлия Владимировна. Однозначно. То есть если бы я выбирал из политиков, из того списка, который вы мне сейчас продиктовали, я бы выбрал Юлию Владимировну. Но когда я слушаю Юлию Владимировну, мне так умилительно, так приятно, пока она не начинает говорить о медицине. А когда она говорит о медицине, я понимаю, что обо всем остальном она, скорее всего, говорит точно так же.
– Может, она вас пригласит – и тогда с медициной все будет хорошо? (Улыбается).
– Вряд ли. Мы уже все эти этапы проходили. Вопрос не в этом, вопрос в том, что я не буду говорить то, что им хочется слышать. Вот и все. Это очень печально.
– Скажу честно: если бы в президентском рейтинге были вы, если бы вы участвовали в выборах, я бы однозначно проголосовала за вас.
– Спасибо, Алесечка. Но любая женщина-журналист, когда общается с политиком, – народ, когда общается с артистом – немножко поклонница, когда общается с детским доктором – очень сильно мама, поэтому тут вы необъективны. Конечно, я могу вас научить быть удачной мамой…
Я прекрасно понимаю, что я могу сагитировать каждую вторую женщину в этой стране, поэтому я очень боюсь публично называть какие-то фамилии. Меня просто грохнут, если я назову не ту фамилию
– У вас огромные электоральные возможности! (Смеется).
– Самое интересное, что мне страшно пользоваться этими электоральными возможностями. Я прекрасно понимаю, что я могу сагитировать каждую вторую женщину в этой стране, поэтому я очень боюсь публично называть какие-то фамилии. Меня просто грохнут, если я назову не ту фамилию, поэтому я с ними не связываюсь.
– Вам же наверняка не раз предлагали выдвинуть свою кандидатуру и пойти на выборы?
– Я хочу лечить детей! Отцепитесь от меня (смеется)! Ребят, о чем вы говорите?! Мы сегодня имеем такую проблему (уж коль скоро вы меня позвали, я понимаю, что вы все равно пристанете по поводу реформы здравоохранения)…
– Не сомневайтесь!
– Я не сомневаюсь. Вопрос вот в чем: когда, к примеру, исполняющий обязанности министра говорит, что у нас не будет такой скорой помощи, как вы хотите, а будет другая, то что вообще должно в стране произойти? В стране ну хоть какой-то, блин, канал должен додуматься сделать ток-шоу, в котором бы обсуждался не весь этот бред, на каком языке говорить и как улицы назвать, а обсуждать…
– Рейтинга нет! У медицины хуже рейтинги…
– Не-не-не, минутку! Рейтинга нет потому, что мамы это смотреть не будут, но я бы мог прийти и объяснить, чем отличается наша скорая помощь от не нашей скорой помощи. Вы хотели в Европу? Так у вас будет скорая помощь, как в Европе! Или вы хотите, чтобы мы были в Европе, жили по законам Европы, [получали] пенсии, как в Европе, а медицина – как у нас?!
– Правда ли, что после медреформы скорая помощь больше не будет приезжать к детям с очень высокой температурой и людям с высоким давлением?
– Вот тут я прямо вижу классическое ток-шоу в стиле Шустера, когда мы начинаем опрос: «Проголосуйте, пожалуйста: должна ли скорая помощь ехать на вызов к ребенку с температурой 39?» – и 100% проголосуют, что должна. А потом провести беседу, объяснить, какая скорая помощь, что, как… и тогда посмотрим, как они проголосуют. Конечно, это абсолютное безумие! Не реализовав институт семейных врачей, не дав каждому человеку возможность позвонить в любое время ночи своему… не врачу, ведь врачу, как правило, не звонят в цивилизованных странах… у врача есть обученные медсестры, которые постоянно на телефоне, которые знают ответы на все вопросы. Нужны такие врачи, нужны такие медсестры, у них должен быть четкий алгоритм действий на все случаи. И пока этого не будет, конечно, нельзя открывать рот о реформировании скорой помощи! Самую лучшую, самую европейскую, самую цивилизованную инициативу могут испортить неадекватные исполнители. Даже если они сами эту замечательную инициативу придумали.
– И как у нас будет в итоге?
– Алесь, откуда же я знаю, как у нас будет?
– Какие варианты возможны?
– Варианты возможны всякие. И если уж мы плавно перешли к реформе, то никто не знает, как будет. По крайней мере куча народа делает все, чтобы никакой реформы не было; куча народа в этом очень заинтересована, чрезвычайно. Поэтому я вижу определенный заговор молчания вокруг команды Минздрава. Привожу пример: когда начались разговоры о том, как министерство ворует на закупках, оно у себя на сайте опубликовало материал «Девять мифов о закупках». И когда вы вводите вопрос «девять мифов о закупках», открывается только сайт Минздрава. То есть ни одно информационное издание, и «ГОРДОН» в том числе…
– Я помню, что мы делали новость.
– А я следил! Новость была, но материал этот никто не процитировал и не сделал. Но вот недавно начинается история, что Минздрав закупил какие-то не те вакцины. Опять.
– Почему же они закупили не те вакцины?
– Подождите. Я захожу на сайт Министерства здравоохранения, открываю раздел «Закупки» и вижу, что последняя запись в этом разделе – 30 января!
– Может, они просто сайт не обновили.
– Правильно! То есть я о чем? Они не дорабатывают, общество не дорабатывает, а людям эта информация очень нужна!
– А люди страдают, как обычно.
– А люди страдают из-за отсутствия информации. И каждое не то слово Минздрава… а они очень много говорят не того, они, может, и хотят сказать то, а говорят не то… Свежий пример: буквально вчера очень уважаемый человек написал в Facebook, что Минздрав разместил статью о лечении острой (!) формы гриппа. Понимаете, для врача фраза «острая форма гриппа» звучит примерно как «очень песочный песок в песочнице». Ну не бывает хронического гриппа, он только острый! То есть это дискредитация всего сайта [Минздрава]. Но самое интересное – запись появилась, ее обсуждает весь Facebook, а на сайте министерства как была эта новость, так и осталась! А вот это уже бред! Если вы дурь написали, так извинитесь и исправьте, в конце концов! Вы же дискредитируете себя!
26 лет назад образовалась наша страна, мы сформулировали некие принципы, как мы будем жить, воплотили эти принципы в Конституции, сейчас можем подвести некий итог. В стране стало на 15 миллионов жителей меньше, страна погибает, лучшие люди уехали и продолжают стремительно уезжать
– Хочу на секундочку вернуться к вопросу президентства.
– Давай.
– Если бы все-таки вы стали президентом, что бы вы хотели сделать, чтобы войти в историю?
– (Смотрит в камеру). Ребята, сразу говорю: я не пойду в президенты, убивать меня не надо. Сами деритесь. Так вот, глобальная ситуация выглядит так: 26 лет назад образовалась наша страна, мы сформулировали некие принципы, как мы будем жить, воплотили эти принципы в Конституции, сейчас можем подвести некий итог. В стране стало на 15 миллионов жителей меньше, страна погибает, лучшие люди уехали и продолжают стремительно уезжать. То, что нам показывают по телевизору… людей с интеллектом «туалетного утенка»! И они работают в этой стране политиками! И мы их сами, своими руками навыбирали, и они нас ведут. Еще раз говорю: я не политик, я детский врач. Если бы я строил страну с начала, я бы, во-первых, сделал День Независимости страны (кстати, сейчас у нас разговоры классные про праздники, давай к этому вернемся, Алесенька) 5 декабря. Знаете, что это за день? Никто не знает. 5 декабря – это величайшая дата в истории Украины! Это день подписания Будапештского меморандума. Мировые державы сказали: «Ребята, мы обеспечим вашу безопасность и независимость». А потом те… джентльмены… Мы говорим о России, США, но Англия – страна джентльменов, где, казалось бы, должны держать слово… А теперь страны, которые гарантировали Украине безопасность, начали выяснять друг с другом отношения, а Украина попала между этими жерновами. Поэтому чтобы этого не было, 5 декабря – Международный день лоха, день развода, день позора, когда страна поверила тому, кому никогда верить нельзя. Это наука всей стране: верить можно только себе, рассчитывать только на себя, на свой труд, на свой интеллект. Если вы делаете все, чтобы интеллект из страны ушел, то ничего и никогда у вас не будет. Поэтому наша страна – независимое нейтральное государство. А те, кто нас собирается спасать якобы, пройдут через нас, нас спасая. Я бы сделал три государственных языка: украинский, русский, английский. Потому что я уверен: под крики «Україна єдина!»…
– …хорошо тырить бабки.
– … делают все, чтобы страна закончила свое существование. Даже не в бабках дело, Алесь. Есть проект, прекрасная идея – независимое государство Украина, и я его люблю. Я всю жизнь живу в этой стране, у меня нет никакого другого гражданства, хотя в этой стране у меня нет ни одного кровного родственника, то есть все уехали, все до одного. Я здесь, потому что пообещал своим пациентам не уезжать. Я несу этот крест, хотя могу сидеть и писать в любой стране мира. Но я фиксирую на этом внимание: каждый человек, который сейчас в такое страшное время пытается разделить украинцев, выбирая памятники, выбирая, на каком языке им говорить, каких певцов слушать, – это враг Украины, настоящий, подлинный враг. Когда человек из Львова, сидя в Киеве, рассказывает мне в Харькове, как назвать улицу, – это убийство моей страны. И это надо немедленно прекратить. Не может Украина встать и улететь в Австралию или Новую Зеландию – она всегда будет здесь, и рядом всегда будет Россия, хотите вы этого или нет, и вы должны этот вопрос обсуждать. Я вам честно скажу, я плакал после инаугурационной речи нашего президента… для меня это было самое большое потрясение последних лет… я понял, что ни о каких компромиссах, ни о какой попытке договариваться речи быть не может, они будут здесь, пока будет война. Ничего другого они не хотят, они хотят, чтобы было именно так. Чем нас будет меньше, тем им будет лучше…
Я все время ощущаю, что вокруг меня швондерщина, классическая швондерщина. Каждый день жду, что сейчас кто-то постучится в дверь и скажет: «Мы к вам, доктор, и вот по какому делу»
– То есть вы сейчас говорите не о медицине, а об идеологии?
– Ну нельзя относиться к людям, как к быдлу! Не может врач сказать пациенту, что «я тебя буду лечить по-новому». Так не бывает! Бывает, что ты говоришь «я тебя буду оперировать» или «дорогой, я не могу тебе помочь», или «дорогой, нам надо заработать на это лекарство», или «дорогой, едь в ту страну». Самое интересное – что так происходит везде. Вот я только вернулся из Баку: «Вы где лечитесь?» – «В Турции». В Узбекистане был месяц назад: «Вы где лечитесь?» – «В Корее». А мы где лечимся? А мы бы рады где-нибудь лечиться, да денег нет. Пустите лоукосты, чтобы мы хоть долететь куда-то могли (смеется).
– Возможны ли какие-то условия, при которых бы вы были готовы возглавить Минздрав?
– Нет. Я вам объясню. Я же объективно все оцениваю. Для того, чтобы реформировать Минздрав, нужны три вещи, всего три: профессионалы (очевидная вещь, правда?), деньги и закон.
– И руководитель правильный.
– Нет-нет. Если есть закон, любой руководитель – правильный (улыбается). Я через неделю после Майдана написал в Facebook, что главный реформатор в стране – это министр внутренних дел. Если в стране не будет порядка… надо быть абсолютным идиотом, чтобы в отсутствие порядка, когда я сейчас выйду на улицу и мне начнут бить морду… У меня полтора месяца назад был день рождения, я получил около 5 тысяч писем, в двух из трех писем была фраза «берегите себя», «осторожно», «не связывайтесь».
– История с профессором Преображенским.
– Вот-вот. Я все время ощущаю, что вокруг меня швондерщина, классическая швондерщина. Каждый день жду, что сейчас кто-то постучится в дверь и скажет: «Мы к вам, доктор…»
– …»и вот по какому делу».
– И я знаю, по какому делу. Они мне скажут: «Доктор, заткнитесь! Не мешайте деньги пилить». А денег там, Господи, с гулькин нос на эту медицину осталось. У жителей Украины вообще с математикой нормально? Вы считать вообще умеете? Говорят вам: 14 миллиардов долларов дали на здравоохранение. Поделите 14 миллиардов на 40 миллионов – получается 370 гривен на человека. И при этом сказали, что семейный врач будет получать по 370 гривен. А на все остальное уже не хватит? Ну не сходятся цифры, хоть вы меня стреляйте!
Поэтому я и говорю: вы можете декларировать что угодно, можете идти куда хотите, но если идти реформировать Минздрав… Профессионалы все уехали, их просто нет, их очень мало. Почему? Потому что если врач может лечить по-европейски, зачем он будет работать здесь? Объясните мне. Мы создаем врачей, которые для того, чтобы куда-то уехать, должны там переучиваться, сдавать экзамены. Я много раз задавал вопрос: какой смысл иметь медицинский институт, выпускники которого не могут работать ни в какой другой стране? А смысл очень мудрый: если бы наши выпускники признавались всем миром, они бы работали не здесь, а там. Поэтому в Украине не будет врачей, пока они не будут такими же обеспеченными, как за границей. Хотите ездить на Mercedes? Заплатите за Mercedes. Хотите получать нормальное, цивилизованное лечение? Заплатите врачу столько, сколько надо, не вынуждая его продавать «фуфломицины», получать откаты от аптекарей, перепродавать лекарства, придумывать вам болезни. Вас же оперируют, когда оперировать не нужно; вам придумывают болезни, которых нигде в мире нет. Когда я об этом рассказываю, то куча моих же «коллег» кричит: «А-а-а! Комаровский – шарлатан!» О чем я могу разговаривать?! Я, который прошел в этой медицине через все, со смертью игрался 20 лет каждый божий день… О чем я могу спорить?! Поэтому я их не трогаю. Хотите куда-то пойти – почитайте комментарии – и вам перехочется с ними связываться. Поэтому я весь свой электорат разбил на две категории: на тех, кто хочет, чтобы я им помог, и всех остальных. Если человек хочет тонуть, я не буду мочить ноги и кидать ему круг, я отдам этот круг тому, кто хочет. Поэтому я учу вас, мам, выживать в стране, где нет адекватной медицины, пока они реформируют.
– Процитирую вам умного человека, вас. В интервью изданию «ГОРДОН» вы сказали: «Хотите что-то изменить – любой государственный чиновник должен лечиться только в Украине и только украинскими лекарствами, и ездить только на наших автомобилях, и ходить только в наших ботинках, и носить наши часы!» Идеальная формула, я считаю. Вы не планируете флешмоб какой-нибудь запустить на эту тему? Мы и другие СМИ, я думаю, поддержат.
– Флешмоб поддержат, только толку никакого не будет. Я уже перерос эти театральные активности.
– Вдруг это приведет к какому-то решению.
– Я вам могу сказать, к какому решению это может привести. К примеру, завтра у условного вице-премьера будет прободная язва желудка, он не полетит куда-то, его прооперируют здесь…
– В «Феофании».
– …после этого ему начнут капать наши антибиотики, они, допустим, окажутся неэффективными, он умрет от перитонита. И скажут, что этого человека убил – кто? – Комаровский. Если бы он не кричал, что лечиться всем надо здесь, его бы спасли. Это же какой человек был?! Представляете, сколько наше государство потратило денег, чтобы вырастить такого ценного кадра? А когда здесь умирают врачи, программисты, инженеры – это же не ценные кадры (улыбается). Ценные кадры – это те, кого политики раскрутили, по телевизору показали, на нужное место поставили… Но они же сами не понимают, что когда его прихватит и он в больницу приедет, то кадры могут и не успеть правильно все сделать. Я не понимаю, почему в Турции может быть современная больница, а в Украине – нет. Возьмите как пример стоматологию. Наша стоматология не хуже американской. Почему? Потому что все по-честному!
– Более того, к нам как раз за этим едут. Стоматологический туризм. И дешево, и качественно.
– Правильно! У меня есть друг, он ничего не лечит и даже не пытается: он прекрасный специалист по ультразвуковой диагностике. Вот он женщин – от щитовидки до гинекологии – с ног до головы посмотрит за 15 минут…
У меня есть большие сомнения в наших перспективах. Нужно делать простые и понятные шаги, а у нас все шаги, простите, делаются через задницу. Если гаишники вымогают деньги – давайте разгоним гаишников; если СЭС вымогает деньги – давайте разгоним СЭС
– Он просто женщин любит (смеется).
– Да, это отдельный анекдот. Поскольку он всегда смотрит женщин вагинальным датчиком (вы бы посмотрели эту картину!), спрашивать у него: «Саша, ты где?» – нельзя! (Смеются). К чему, собственно, я это рассказываю: когда я выясняю у него, сколько это стоит, и сравниваю, сколько это стоит там, то представляю, какой может быть медицинский туризм в Украине! Только на золотых руках и глазах наших диагностов! Перестаньте красть, оставьте нас в покое, прекратите нас контролировать. Дайте людям работать нормально! Я через год после того, как у нас Майдан как бы победил, имел неосторожность на машине поехать в Европу. И когда я приехал на польскую границу, увидел в июльскую жару трехкилометровую очередь с детьми, с полностью обгаженными лесами вокруг, с мальчиками, которые продавали холодную воду… Ну как же они нас ненавидят?! Как же можно так унижать своих людей?! Был бы я президентом, я бы сказал: мне поставьте веб-камеры на все таможни, чтобы я видел, что там творится.
– Можно же увидеть то, что не надо (смеется).
– Вот поэтому надо, чтобы ему было хорошо (улыбается)… поэтому у меня есть большие сомнения в наших перспективах. Нужно делать простые и понятные шаги, а у нас все шаги, простите, делаются через задницу. Если гаишники вымогают деньги – давайте разгоним гаишников; если СЭС вымогает деньги – давайте разгоним СЭС. То есть не сделать службу лучше, не дать людям достойную зарплату, чтобы они держались за свое место и не вымогали деньги… Я так понимаю, что успех грузинских реформ во многом был обусловлен тем, что американцы взяли на себя финансирование полиции, и поэтому у них получилось. А мы сами финансируем, плюс половину крадем, поэтому ничего у нас и не получается.
– Вы изобрели новое лекарство, которое назвали «Фуфломицин». Что это за лекарство, от чего оно лечит и где его можно купить?
– У нас 80% рынка лекарств – «фуфломицины». Есть две глобальные проблемы: есть лекарства, которые никого не лечат. Вообще! Ну, например, валерьянка или оксолиновая мазь… Я не могу называть коммерческие бренды – я потом с ними судиться буду? Зачем они мне нужны?!
– Назовите действующее вещество.
– Вопрос не в действующих веществах. Вопрос в том, что большинство травок и другой фигни не работает. Противовирусные средства, интерфероны для капания в нос или для засовывания в задницу, иммуностимуляторы, вся гомеопатия, большинство отхаркивающих средств, большинство сосательных таблеток – все это не работает. Кроме того, почти все, что делается якобы для печеночки, – неработающие лекарства. Большинство препаратов для того, чтобы лучше работал кишечник, – это все развод.
– Бактерии?
– Все! Вот эти пробиотики. Есть буквально две-три позиции работающие, все остальное – полная фигня! Это все продается, вы это покупаете. Более того, если вам это не назначат, вы скажете: «Боже мой, что это такое?!»
– Плохой доктор!
– Да, плохой доктор. И доктор обязательно назначит вам это. Второе: есть реальный фальсификат. Условно говоря: я вижу человека, у него ангина, я назначаю ампициллин – он не работает. Человек покупает ампициллин в другой аптеке – он работает. И сложность же не только в том, что я лечу человека дольше, чем надо. Этот человек приходит меня убивать! Говорит: «Доктор, вы мне назначили, а оно не помогает». Я как-то человеку три раза назначал мазь от чесотки. Три раза! Классическая чесотка – хоть студентам показывай. Назначил ему мазь, называется «Бензилбензоат». Говорю: «Намажьтесь, к утру пройдет». Он мажется – не проходит. Говорю: «Купи в другой аптеке». Покупает, мажется – не проходит. «Доктор, это не чесотка!» Покупает в третьей – и все проходит. Как можно работать?! Это уравнение с тремя неизвестными: мама – неизвестно, будет ли делать она то, что ты говоришь, данные из лаборатории – непонятные, лекарства – непонятные. Я не хочу никого лечить! Это криминал!
– Работа вслепую.
– Да-да-да. Но простите меня пожалуйста, когда ко мне приходит женщина с ребенком, у которого лейкоз (просто приходит, я не лечу лейкоз), и рассказывает: «У нас было два курса химиотерапии, один мы перенесли страшно, а второй – представляете, доктор? – капали то же самое лекарство и ничего не было – Машенька не мучилась, не рвала». «Послушайте, – говорю, – так не бывает. Второй раз тоже должна была мучиться и рвать. Значит, вы ей воду капали за тысячу долларов флакон». А разговоры о том, что «это лекарство вы должны купить только в нашей аптеке, я вам сейчас рецепт выпишу – вам скидочка будет». Что это? Материальная зависимость врача и фармацевта, врача и работника лаборатории! Это абсолютный криминал. Почему нельзя начать с этого?! Но если начать с этого – врачи с голоду умрут… Взять ту же реформу: если семейный врач сможет лечить, как положено, и зарабатывать в месяц свои $1,5–2 тысячи (да-да-да, вот так, и не меньше!)…
Медреформа даст возможность выжить единичным хорошим врачам
– А сможет врач после реформы столько зарабатывать?
– Ему будет безумно сложно. Такие врачи будут, но их будут единицы. А если бы это было массово, тогда бы куча врачей, которые сейчас ездят в скорой помощи, сидят и подписывают бумажки, перекладывают [бумажки] за кафедрой, все побросали и пошли бы в семейные врачи, учились бы на курсах! Реально возник бы рынок семейных врачей, и мы бы могли действительно выбирать из кого-то. Но не сделав шаг «А», не дав людям честно зарабатывать такие деньги, мы (неразборчиво). Поэтому можете говорить, что эта команда что-то там убила, что-то неправильно сделала: идея хорошая, но без денег – пшик! А потом сравните, сколько было выделено на медицину в 2012 году и сейчас. Эта реформа даст возможность выжить единичным хорошим врачам.
– Главное – чтобы реформа пациентам дала возможность выжить.
– (Вздыхает). Безопасность пациентов обеспечивает не Минздрав, это – правила игры в стране. У нас в стране когда ты платишь налоги, ты относишься к государству, как к человеку, который просто хочет украсть твои деньги. Мы за 26 лет выстроили модель, когда мы страшно, безумно любим нашу Родину, нашу землю, тех, кто нас окружает, но ненавидим государство, ненавидим людей, которых нам показывают. Это люди, которые нас должны лечить, учить, мирить, защищать… Мы просто перестали думать о совершенно очевидных вещах. Смотрите: Крым 26 лет – нет, 23 года – был в составе независимой Украины, каждый житель Крыма платил налоги на милицию, на СБУ, на армию. Получается, платил страховку за то, чтобы его защищали. Государство выполнило свое обещание? Кто виноват? Крымчане? Если их бросило государство, которое их обмануло! И вы хотите, чтобы что-то изменилось? Так давайте договариваться. Что вы артистов гоняете? Посмотрите, кого гонять-то надо.
– Отвлечение внимания на негодный объект.
– Да! Не тех, кто рубит лес, простите, засирает наши реки, издевается над нашими инвалидами, создает очереди, ворует, – мы не этих людей гоняем. Нам важно, чтобы этот человек не пел здесь. Это то, на что страна должна тратить свои силы?!
– Евгений Олегович, у меня очень практичный вопрос. Вы сказали, что 50% лекарств на украинском рынке – подделка. У тех, у кого есть возможность (я сама хорошо знаю эту ситуацию) покупать лекарства за границей, – везут для всей семьи. Но у очень большого количества людей такой возможности нет. Дайте практический совет (это же фактически игры со смертью): как отличить фальсификат от нефальсификата, как купить настоящее лекарство в Украине?
– Прежде всего нужно минимизировать список лекарств, которые должны использоваться в домашних условиях. Это первое и самое главное. Опять-таки, если говорить о детях: это парацетамол, ибупрофен, свечи с глицерином, раствор ксилометазолина – базовые вещи. Они, как правило, нормальные, особенно если они наши.
– То есть украинского производства?
– Да. Они намного дешевле, там может быть хуже качество красителей, ароматизаторов, упаковки, но их нет смысла подделывать и фальсифицировать. Но если вы купили своему ребенку жаропонижающее средство, и оно помогло, – бегом в эту же аптеку, посмотрите на срок годности и купите! И это не только с лекарствами – с детской едой то же самое: вы купили упаковку одноразовых подгузников, и ребенку с ними хорошо? – срочно закупайте эту же серию, эту же партию, потому что она наверняка нормальная. Например, ребенок получает вот эту молочную смесь – и все нормально. Только живет он во Франции. Приезжает сюда, а перед этим [мама] звонит и спрашивает: «У вас такая-то смесь есть в продаже?» – «Да, есть». Приезжает он из Франции, покупают эту смесь – ребенок весь обсыпанный. Приходит посылка с такой же смесью из Франции – сыпь проходит. Вот так мы и учимся жить. А как иначе?! Поэтому я не могу уехать из Украины: то, что знает педиатр в Украине, совершенно не нужно [за границей]. Ну не будет финский педиатр рассказывать о том, что не надо детей спиртом и уксусом растирать, что парить ноги не помогает (и за это надо вообще родительства лишать)… Только финский педиатр, если к нему мама придет без папы, сообщит в социальную службу, что эта семья балахманная. А вы от политиков хоть раз слышали слово «ребенок», за исключением тех случаев, когда они ленточку перерезают? Нет! Потому что это не их тема. Что в школах творится? Ребята, XXI век на дворе! Дети не двигаются, сидят, уткнувшись в гаджеты… А тема наркотиков! Знаете, кто, по мнению нашей милиции, главный распространитель наркотиков? Доктора! У нас же главное – сделать все, чтобы от врача к онкобольному не попал наркотик. Это же такая мерзость! Послушайте, я – врач, у меня есть печать, мне государство Украина выдало диплом, и если я, врач, считаю, что этому больному необходимо обезболивающее, я на рецепт ставлю свою печать, подтверждая, что это сделал я. Почему я должен 150 раз согласовать это?! Это моя ответственность, я готов ее нести – уйдите от меня, не мешайте мне помогать людям!
– Кстати, по поводу онкологии: многие врачи говорят, что лекарства и от рака, и от ВИЧ уже давно найдены, но они никогда не попадут на рынок, потому что есть огромные фармацевтические мировые гиганты, которые в таком случае станут банкротами. Это правда?
– Нет-нет, смотрите. Возьмем тему ВИЧ: есть совершенно конкретное лекарство, которое позволяет контролировать вирус, не дает ему размножаться, и поэтому ВИЧ-инфицированные люди сегодня живут столько же, а иногда и больше, чем не ВИЧ-инфицированные. Никаких проблем нет. По онкологии: с детской – большие проблемы, со взрослой своевременно выявленной – по каждому варианту рака есть специфические протоколы лечения. И к этому всему должен быть доступ. Например, Молдова, Армения входят в особую программу финансирования – им помогают покупать качественные вакцины, а Украина в эту программу не входит. Я спрашиваю у представителей ВОЗ: «А почему?!» Они говорят: «Потому что мы уже много раз совались в ваш Минздрав (не в этот, а в тот, прогрессивный, хороший) – нам говорили: «Не надо нам, чтобы вы сюда вакцины завозили, мы сами покупать будем».
– Еще хотела спросить по поводу медреформы: сразу после голосования в Верховной Раде в интернет выбросили прейскурант, сколько стоят разные операции…
– Ну это же чистый развод был! Это же бред!
– Самая дешевая операция там – вырезать камень из желчного пузыря – стоила 50 тысяч гривен. Кто за это должен платить?
– Вопрос не в этом. Вопрос в том, кто это распространил. Это абсолютный бред! Камни в желчном пузыре – это ургентная медицина, нельзя за нее платить! Если от медицинского вмешательства зависит жизнь человека – это всегда бесплатно.
– То есть в соответствии с реформой, любая такая операция – бесплатная?
– Не любая, а любая неотложная операция. Если у вас острое ущемление геморроидального узла с кровотечением, то вас немедленно прооперируют. Но если у вас этот геморрой проявляется раз в неделю, то запишитесь на плановую операцию, заплатите деньги – и все будет нормально.
Любая бабушка, которая 10 лет сидит на «Корвалоле» с «Валидолом» и не может ходить, потому что у нее одышка, после того как ей назначат нормальный, современный препарат, контролирующий давление и ишемическую болезнь, почувствует себя лучше через неделю и скажет: «Боже, яка я була дурна, что лечилась этим бредом!»
– А цены такие, как озвучивались?
– А я не знаю. Я вообще сомневаюсь, что эти цены имеют хоть какое-то отношение к Минздраву. Я часто привожу этот пример: если вы приходите к врачу и врач выписывает вам лекарства, 80% из которых никому не нужны, а сейчас вдруг возьмут и внедрят протоколы, куда эти лекарства не входят, и их не купят! Не купят лекарства на кучу миллиардов долларов. Если в поликлинике есть аптека, и каждый выходящий из кабинета врача идет только в эту аптеку (иначе врач с вами дела иметь не будет), то все, конечно, понимают, что эта аптека вечером или в конце месяца каждому врачу разносит [деньги], и за счет этого они живут. И вдруг мы говорим: лекарства по протоколу – бесплатно, со всей остальной фигней делайте что хотите. Не надо запрещать лекарства, сделайте так: условно говоря, есть препараты для лечения болезней сердца, утвержденные Всемирной организацией здравоохранения; и вот чтобы лекарства из этого списка были с максимальными скидками, вообще без каких бы то ни было налогов, но если вы хотите лечиться «Корвалолом», «Валидолом», «Валокордином» и прочим бредом, над которым весь мир смеется, то пусть эти лекарства стоят в 10 раз дороже! На них акциз! Вы, дураки, будете покупать препараты для печеночки за огромные деньги, а мы эти средства пустим на нормальные лекарства, которые реально работают. И любая бабушка, которая 10 лет сидит на «Корвалоле» с «Валидолом» и не может ходить, потому что у нее одышка, после того как ей назначат нормальный, современный препарат, контролирующий давление и ишемическую болезнь, почувствует себя лучше через неделю и скажет: «Боже, яка я була дурна, что лечилась этим бредом!» Только соберите этих бабушек, объясните им, как это работает. Но вы же не хотите с людьми разговаривать.
– Евгений Олегович, как вы относитесь к тем родителям, которые отказываются делать своим детям прививки? Что бы вы им сказали?
– А я с ними уже не разговариваю. Хватит, ребята! В Украине рождается 30 тысяч детей в месяц, 360 тысяч в год. Если бы не прививали детей от кори, 360 из них ежегодно умирали бы от кори, еще примерно пару тысяч становились бы инвалидами: слепыми, глухими и так далее. Вы хотите вернуться в эти времена? Значит, мы запустили естественный отбор. Больше всего мне нравятся разговоры о жутких индийских вакцинах. Это меня просто убивает! Вы понимаете, что такое Индия? Страна, которая летает в космос, имеет ядерные и космические вооруженные силы, заполонила весь мир программистами, химиками, биологами, но вакцину они сделать не могут. Препаратами Serum Institute of India две трети всех детей в мире прививаются, но жители Украины, конечно же, выше этого! Вы хотите другие вакцины? Вы хотите ацеллюлярные вакцины от коклюша? Ребята, за ними очередь! Нормальное государство должно записаться, встать в очередь, купить – тогда все будет нормально.
Сейчас больше всего я боюсь дифтерии. Особенно с учетом того, что ее нечем лечить. Это будет просто катастрофа
– Увеличилась ли угроза эпидемии в Украине в связи с тем, что идет война?
– Ну конечно, увеличилась. Во-первых, потому, что туда уходят огромные средства. Во-вторых, потому, что информационное поле занято, например, не «Школой доктора Комаровского», а войной, и считается, что эти вещи несовместимы.
– Какие болезни в зоне риска?
– Сейчас больше всего я боюсь дифтерии. Особенно с учетом того, что ее нечем лечить. Это будет просто катастрофа… Не дай Бог! Я просто знаю, что это такое, это все через мое сердце прошло – и я страшно этого боюсь.
– У нас нет сыворотки?
– Сыворотки нет и не будет. Откуда она возьмется?! Хотя у меня в холодильнике лежит доза на одного ребенка.
– Под Киевом торжественно начали строительство могильника ядерных отходов…
– Поздравляю вас…
– Как вы к этому относитесь?
– Плохо. Но у меня разве кто-то спросил? Это было в программе какой-то партии, которую мы выбирали? Мэр Киева или губернатор Киевской области обещали это во время предвыборной кампании? (Улыбается). Потому что, ребята, когда вы снова пойдете выбирать, вам абсолютно плевать, что они будут говорить, вам интересно, как они подерутся в прямом эфире, что они вам пообещают, на каком языке они будут с вами разговаривать… Это для вас важно. Поэтому, когда мы кого-то выбираем, он должен четко называть конкретные сроки. Условно говоря, «если я стану президентом, то через год в любую станцию метро можно будет заехать на инвалидной коляске, а если этого не будет – я подам в отставку». Вот это – конкретная программа, всем понятная. Иду я, например, в мэры Киева: «Ребята, если хоть в одной школе обнаружат продажу наркотиков, директор этой школы, дядя, который курирует эту школу от МВД…» И так далее, и так далее… Дайте конкретные обещания! И, кстати, медицинская реформа может быть разбита на кучу понятных, простых шагов, и они могут выглядеть как конкретное обещание.
За всю свою жизнь от государства я в качестве награды получил 10 рублей – в советские времена дали премию за спасение 14 детей. То есть 14 человеческих жизней были оценены Советским Союзом в 10 рублей. Сейчас это еще меньше стоит
– Вы 10 лет работали в детской реанимации. Почему там докторам не говорят «спасибо»?
– Во-первых, потому, что они никого не выписывают домой. И во времена, когда я там работал, было совершенно не принято пускать родителей в реанимацию. Сейчас пускают, они, может быть, хоть видят, что там происходит, через что ты проходишь, что это такое – каждый день со смертью. Мне даже страшно об этом вспоминать, честно. Хотя я очень благодарен реанимации. Она меня научила правильным отношениям с государством. Я, например, за всю свою жизнь от государства в качестве награды получил 10 рублей – в советские времена дали премию за спасение 14 детей. То есть 14 человеческих жизней были оценены Советским Союзом в 10 рублей. Сейчас это еще меньше стоит.
– В 21 год вы пережили клиническую смерть. Что это был за случай?
– Я работал в реанимации медбратом: там была кварцевая лампа, ее надо было подвинуть. Лампу замкнуло на корпус, а я за нее взялся. Это мертвый круг: через две руки и сердце… В общем, когда я умер и падал, руки не разжались и эта лампа упала на меня и выдернулась из розетки. И поскольку это было в отделении реанимации, то набежала куча народу, пару раз трахнули по грудине, сердце завелось. Сказали: «Женя, вставай, там надо капельницу ставить». И я пошел ставить капельницу.
– Что вы видели?
– Они мне потом сказали, что когда они прибежали, то пульса не было.
– Но вы ничего не помните?
– Нет, я не помню. Я тогда пришел домой и у меня на пальце был страшный ожог (это был вход тока), и жена спрашивает, мол, что это у тебя? Ну не буду же я рассказывать, что я тут умер ночью и теперь к тебе пришел (смеются). А потом вечером перед сном она говорит: «Тебя что, током трахнуло?» – «Откуда ты знаешь?!» – говорю. Оказывается, у меня на спине был обугленный выход…
Заставить Путина уйти из Украины сможет только тот украинский политик, который будет с ним разговаривать
– Она же тоже доктор (улыбается).
– Да. И как раз незадолго до этого по судебной медицине мы изучали признаки покойника, погибшего от воздействия электрического тока (смеется).
– У доктора всегда есть рецепт. Хочу у вас спросить рецепт скорейшего окончания войны на Донбассе.
– Поймите, украинская война – это война верхов, это не война российского и украинского народов. Я в этом не сомневаюсь ни секунды.
– Как заставить Путина уйти из Украины?
– Заставить Путина уйти из Украины сможет только тот украинский политик, который будет с ним разговаривать.
– Что бы вы ему сказали?
– Знаете, я даже моделировал ситуацию по принципу «любовь спасет мир». Я думал: вот бы Владимир Владимирович влюбился, женился бы на молодой, а она бы оказалась фанаткой доктора Комаровского – я бы с ним договорился.
– А есть шансы?
– Это надо у него спросить, извините (улыбается). Но я хочу сказать о другом: от этого явно никто не получает удовольствия. Взрослые хлопцы намерились уже писюнами; каждый думает, что у него больше, и от этого страдает куча реальных людей, женщин, детей. Мы смотрим по телевизору на беды и страдания и думаем только: «Господи, хорошо, что не с нами…»
He понимаю, что со мной,
Но как-то постепенно
Я начинаю привыкать к войне
И за соседскою бедой
Мне главное, наверно,
Что смерть пришла сегодня не ко мне.
Вот это наша жизнь сегодня. И я хочу услышать хоть от кого-то слово надежды. Не о том, что наши танки будут маршировать по Красной площади, а надежду. Реальную. Что мы должны сделать, чтобы этот беспредел закончился. Я знаю точно, что к нам вернутся все, когда мы перестанем воровать, перестанем выбирать «туалетных утят» в правительство, когда вернутся те, кто нас бросил, когда мои пациенты, которые поувозили из этой страны по трое, по четверо детей, захотят, чтобы они были гражданами этой страны, чтобы Украина стала центром медицинского туризма… Эта страна идеальная по своему расположению, Борисполь должен стать международным хабом, куда будут летать со всего мира – вот путь нашей страны! Дороги, торговля – что еще надо?! Я вернулся из Ташкента, там раз в неделю землетрясение, а рядом – в Бухаре, Самарканде – землетрясений нет, но в Ташкенте – 4 миллиона человек, а там только полмиллиона. Потому что в Ташкенте пересекаются дороги: в Китай, Россию и Казахстан – поэтому они торгуют. А в Украине сколько дорог пересекается?! Но мы сделали все, чтобы дороги шли вокруг нас.
– Евгений Олегович, хочу закончить на позитиве. Одна девушка (красивая, судя по аватарке) в Facebook написала: «Я бы хотела жить с ним, пока моим детям не исполнится 20». Дать ей ваши контакты?
– Эх… После того как вашим детям исполнится 20, вы тут же станете бабушкой и опять захотите жить со мной. Поэтому расслабьтесь, не надо списывать со счетов Комаровского!
– Спасибо!
– На здоровье!
Источник: http://gordonua.com/
Строительные материалы высокого качества по демократичным ценам
Более 100 забайкальских семей улучшат свои жилищные условия до конца 2020 года
Глава СК подключил наиболее опытных следователей к делу о похищении ребёнка
Обои для спальни: дизайн — образцы от экспертов
СМИ: Коренные американцы совершают преступления чаще, чем иммигранты
|