Новая Турция или новый исламский тиран?
Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган празднует победу. Предложенные им и его сторонниками конституционные поправки приняты большинством голосов на общенациональном референдуме. Почти наверняка турецкий лидер рассчитывал на более уверенную победу. Страна оказалась не настолько единодушной, как ему, возможно, хотелось. После провалившейся попытки военного переворота всем казалось, что за конституционную реформу выскажется никак не менее 60-65% граждан. Но результат оказался куда скромнее — 51.4%. Оппозиционные партии уже оспорили результаты референдума и требуют пересчета голосов, а европейские наблюдатели отметили несоблюдение многих демократических норм в ходе агитации и голосования. Представители правящей коалиции (она состоит из пропрезидентской Партии справедливости и развития и Партия националистического движения), равно как и сам президент уже отвергли все эти обвинения, но, судя по всему, на Эрдогана будут продолжать давить. Подозреваю, что если он, с точки зрения западных партнеров, сделает «что-то не то», его запросто могут объявить нелегитимным правителем, узурпировавшим власть. Даже у тех экспертов, которые полагают, что референдум был проведен чисто, возникает законный вопрос: можно ли воплощать в жизнь столь радикальные политические реформы, получив столь незначительное преимущество на плебисците? По сути дела, половина политически активных турок высказались против реформы, которая превращает страну из парламентской республики в президентскую. Я бы даже сказал — в суперпрезидентскую. Пожалуй, только в России и США главы государств имеют столько же полномочий, сколько получил Эрдоган. И все же более всего постреформенное политическое устройство Турции напоминает американское. Вся полнота исполнительной власти сосредотачивается в руках президента. Правительства в европейском (и российском) понимании этого слова в стране больше не будет, равно как и поста премьера, который раньше был — на британский манер — лидером парламентского большинства. Теперь, как и в США, администрация президента и будет правительством. Министров назначает глава государства, а не законодатели. И в отличие от Соединенных Штатов, они не могут заблокировать его назначения. Но все же сдержки и противовесы в новой конституции прописаны. Так, однопалатный парламент Турции — Великое национальное собрание, именуемое также меджлисом — может отменять указы президента, преодолевать его вето, объявлять главе государства импичмент и даже назначать всеобщие перевыборы (по новой конституции выборы законодательной и исполнительной ветвей власти, в том числе и внеочередные, теперь почти всегда будут проходить одновременно). Меджлис также может вести расследования против президента и любого члена его кабинета. Кроме того, существенно расширены полномочия судебной ветви власти. Посягательство на беспристрастность судебного разбирательства теперь будет рассматриваться как преступление против конституционного строя. Отменены военные суды, которые раньше играли большую роль в Турции. Теперь специальные трибуналы могут разбирать только дела о военных преступлениях турецких солдат и офицеров. Избавлен от влияния генералитета и Совет судей и прокуроров, призванный осуществлять надзор за функционированием юридической системы страны. Еще одно важное нововведение — право президента учреждать в стране штаты, то есть, по сути дела, проводить своим решением федерализацию страны. Поскольку по конституции Турция является унитарным государством, не очень понятно, как будет осуществляться это право и каковы могут быть ответные действия парламента — данная поправка выглядит скорее как заготовка на будущее. На первый взгляд, у реформы было две цели: максимально убрать военных из власти и покончить с неразберихой в исполнительной власти, которую до плебисцита одновременно представляли и президент, и премьер-министр. Такая раздвоенность очень часто приводила к конфликтам между главой правительства и верховным главнокомандующим, что также играло на руку военным, которые не раз и не два с момента провозглашения турецкой республики в 1923 году напрямую вмешивались в управление страной и с той или иной степенью применения силы меняли гражданских правителей страны. Дважды для смены курса страны и ее руководства военным даже не пришлось выводить на улицы войска. В 1971 году власть была сменена в результате издания высшим военным командованием соответствующего меморандума, которому парламент страны безропотно подчинился. В 1997 году произошел еще один «переворот меморандумом», однако в этом случае военные даже не распустили меджлис и не приостановили действие конституции, ограничившись отстранением от власти премьер-министра и роспуском правящей коалиции. Эти события остались в истории под названием «постмодернистского путча». В 1993 году отстранение от власти гражданских властей и вовсе не было публично объявлено. Президент Тургут Озал, практически уже заключивший мирную сделку с Курдской рабочей партией (PKK), был убит. Расстались с жизнью при загадочных обстоятельствах и многие другие известные политики, журналисты и военные. В конце концов, цепочка кровавых событий поставила крест на реформах, призванных обеспечить права курдской автономии. Считается, что события 1993 года были «скрытым путчем», осуществленным военными путем политических убийств и хорошо спланированных провокаций. Турецкие генералы никогда и не скрывали, что они и являются настоящей властью в стране. Более того, каждый раз, когда по мнению армии, страна сворачивала «куда-то не туда», они отстраняли от власти президентов и премьеров, распускали парламент и вводили временное военное управление (после которого неизменно следовали выборы), ссылаясь на необходимость защитить принципы, заложенные при основании республики ее первым президентом Мустафой Кемалем Ататюрком. В определенном смысле, именно благодаря «надзору» военных Турция, страна с преимущественно мусульманским населением, долгие годы оставалась светским государством, где законы шариата могли играть определенную роль в семье и маленьких сельских общинах, но никак не в суде, полиции или на улицах больших городов, где действовала конституция и гражданское право. Противники реформы Эрдогана утверждают, что теперь, после подавления очередного путча, широкомасштабных чисток среди военных и референдума, страна неминуемо покатится по пути исламизации. Однако только ли со светскими военными сражается президент Турции? Известный политолог, аналитик Турецкого фонда исследования экономической политики Селим Кору в своей недавней статье на страницах американского внешнеполитического здания Foreign Policy излагает более сложную картину. По его мнению, не только военные, как некий «высший орган присмотра за демократией», владеют потайными рычагами власти. В Турции за время существования республики укоренилась настоящая «бюрократическая олигархия», состоящая как из генералов, так и из дипломатов, банкиров и членов сетевых религиозных организаций. Гюленисты, последователи сбежавшего в США писателя и проповедника Фетхуллаха Гюлена, — представители как раз такой сети, опутавшей часть государственного аппарата. Судя по последнему неудачному путчу в Турции, гюленисты пустили корни и в армейской среде. Разумеется, к утверждениям Реджепа Эрдогана о том, что «за всем стоит Гюлен», следует относиться с определенной долей скепсиса. Но и отрицать полностью влияние религиозных сетей на «максимально светскую армию» не стоит. Так или иначе, но в условиях постоянной раздробленности исполнительной власти, вечно коалиционного правительства и значительного влияния военных на судебную систему профессиональные бюрократы с их неформальными связями и теневым влиянием становятся чуть ли не главной силой в государстве. В результате любой лидер, пришедший к власти на демократических выборах в Турции, вынужден вступать с ними в долгие торги и размены, чтобы добиться воплощения в жизнь хотя бы части своих планов. Нечто подобное испытывают на себе все европейские лидеры, когда сталкиваются с неизбираемой евробюрократией, способной «замотать на процедуре» практически любой вопрос и уничтожить на корню любую инициативу. В Турции к этой картине примешивается еще и неповторимый восточный колорит. Выступая в апреле 2016 года на пресс-конференции в Хорватии, Эрдоган довольно эмоционально заявил: «Моим главнейшим противником является бюрократия, которая у нас всегда была бюрократической олигархией. Политики лишь в той мере могут быть успешны, в какой они в состоянии одержать верх над этой олигархией. Вот во что я верю!». Сгущал ли краски турецкий лидер? Почти наверняка. Но можно ли считать сказанные им слова откровенной ложью, прикрывающей его стремление к абсолютной власти? Пожалуй, нет. Под «крышей» военных, влиятельных финансистов и дипломатов в Турции действительно сложилась кастовая бюрократия. Поначалу она была главным двигателем развития страны, как и задумывалось Ататюрком и его соратниками. Некоторая ее часть и сейчас, по всей видимости, неподкупна и искренне печется о благе нации. Но любая уверовавшая в свою непогрешимость бюрократия опасная — тут с Эрдоганом не поспоришь. И все же почти половина граждан республики поверили не всенародно избранному президенту, а этой самой бюрократии. Они голосовали не за оппозиционные партии, а за сохранение статус-кво, при котором никакое демократически принятое решение не могло изменить основополагающие принципы построения государства. Но турецкий лидер уже провозгласил «начало новой Турции». И это действительно новая Турция. Впервые за почти сто лет в стране не будет никаких неформальных институтов, сдерживающих демократию. Более того, глава государства, обладающий народным мандатом, теперь получает беспрецедентные полномочия. К чему приведет такой эксперимент в мусульманской стране? Как воспользуется своей властью Реджеп Тайип Эрдоган? Станет ли он разумным реформатором, придавшим стране новый импульс развития, или тираном, который привел ее к упадку? Наконец, останется ли турецкая республика светским государством? Не отправятся ли на свалку истории все завоевания Ататюрка? Все это во многом зависит от турецкого народа, который получил право решать свою судьбу «без присмотра». Но зависит это и от самого Эрдогана. В частности, от того, сумел ли он в достаточной мере «остыть» после пережитого путча. И насколько он готов учитывать опасения и чаяния той половины страны, которая сказала ему «нет». Впрочем, никакой «новой Турции» может и не быть. Референдум, закончившийся с таким «скользким» результатом, вполне может спровоцировать затяжной политический кризис, который приведет к результату, прямо противоположному тому, что был задуман авторами конституционной реформы.
|